Характер: | Если бы жизнь Джонни сложилась иначе, он был бы «золотым мальчиком» — врождённая цепкая память и умение быстро просчитывать варианты, выбирая оптимальный, наверняка помогли бы ему добиться впечатляющих результатов что в учёбе, что в карьере. Только вот судьба распорядилась по-своему, так что целеустремлённости и амбициозности Джонни нашлась другая область применения, весьма далёкая от социально одобряемых сфер. Джонни по этому поводу не рефлексирует, он вообще мало задумывается о том, что было бы, если, предпочитая разбираться с более реальными проблемами.
А встревать в неприятности Джонни любит, умеет и практикует: по его мнению, жизнь надо прожить максимально полно, а то, что яркость впечатления почему-то всегда неразрывно связана с опасностью события, его волнует мало. Точно так же, как он редко обращает внимание на соответствие своих поступков букве закона или моральным нормам. Вместо морали у Джонни собственные принципы, которым он следует неукоснительно, и главный из них: Джонни не умеет предавать. Приняв человека в круг «своих», он уже не допустит мысли о том, чтобы обмануть или подставить, потому и круг этот крайне мал: большую часть жизни Джонни в него входит только он сам. Разделив людей на «своих» и «чужих», к последним Джонни относится без всякого пиетета, не видя ничего дурного, чтобы использовать их слабости в своих целях.
Внешне Джонни производит впечатление беззаботного малого, любящего ходить по краю пропасти — и это недалеко от истины. Он не лезет за словом в карман, с одинаковой лёгкостью отпуская и язвительные замечания, и комплименты. |
Джонни родился на самом дне общества, его мать — официантка, в молодости подрабатывавшая проституцией. О своём отце Джонни долгое время ничего не знал: только в день его совершеннолетия мать призналась, что отец Джонни — высокопоставленный сенатор, в своё время выгнавший её беременную из города. Какое-то время Джонни лелеял мысли о мести, но потом оставил эту идею.
Джонни с детства вертелся в преступных кругах, не понаслышке зная об их нравах. Школу он практически не посещал, кое-как выучился читать и писать, совершенно не интересуясь прочими премудростями. Вместе со сверстниками — такими же маргиналами, как и Джонни — он участвовал в уличных грабежах и драках, где приобрёл неплохой опыт. Однако уже лет в шестнадцать Джонни понял, что ему больше нравится зарабатывать — если это можно было так назвать — деньги при помощи ума, а не грубой физической силы. Быстро выучившись всем азартным играм, распространённым в притонах его района, Джонни не остановился на достигнутом, одновременно расширяя свой кругозор в этой сфере и совершенствуя навыки. За ловкость обращения с колодой карт друзья прозвали его Фокусником.
Когда оставаться в родном городе стало уже слишком опасно из-за слишком сильно выросшей известности Джонни как ловкого шулера, он без зазрения совести угнал спорткар хозяина бара, в котором работал его лучший друг, и отправился колесить по Западному побережью, нигде надолго не задерживаясь.
О мошенниках, оставляющих на местах своих преступлений карты с одинаковой рубашкой, Джонни услышал случайно, слушая радио во время одного из своих путешествий-побегов. Идея ему понравилась: притворяясь членом этой организации, Джонни имел больше шансов путать следы и водить за нос как полицию, так и главарей преступного мира, отвлекая их внимание от собственной персоны.
Тактика себя оправдала: Джонни с удовольствием читал в газетах статьи с сенсационными заголовками, в которых его удачные афёры приписывались таинственному «Оку Гора». Ни журналистам, ни ему самому нисколько не мешало то, что в отличие от настоящих «оковцев» цели Джонни были целиком и полностью эгоистичными. |
В ресторан, где они договорились поужинать с Холберстамом, Пол пришёл уже основательно подшофе. День не особенно задался, а тупость официанта, никак не способного объяснить, почему у них сегодня нет в меню супа из бамии с лангустами, настроения Полу не улучшила от слова «совсем». Ещё и Холберстам задерживался, хотя они договорились на вполне определённое время — правда, порция мартини немного исправила дело, так что когда Холберстам наконец объявился, Пол встретил его почти благодушно. Почти — но не совсем, возможности уколоть Холберстама по поводу непрезентабельности выбранного им места Пол не упустил.
Правда, Холберстама это вроде не очень обидело, насколько Пол мог разобрать сквозь уже начинавший застилать его сознание алкогольный туман. Вообще, неплохой парень этот Холберстам: всегда улыбается, даже пытается шутить. Таких на Манхэттене не очень много, и Пол отметил про себя, что надо бы им сдружиться поближе.
— Как там Марсия? — спросил он, больше из вежливости.
Не то чтобы Пола действительно интересовало, как там дела у пассии Холберстама, он даже не был уверен, что её на самом деле зовут Марсия. Впрочем, Холберстам не протестовал.
Мартини закончился как-то совсем незаметно, можно сказать, в мгновение ока, и Пол заказал ещё, уже не так раздражаясь ужимкам официанта, только с неодобрением покосившись на его бледные руки, выглядывающие из-под манжет форменной рубашки.
— Вот, смотри, Маркус, — наставительно сказал он, перебивая Холберстама, который только собирался что-то спросить, — видишь, насколько убого выглядит человек без загара? Лично я предпочитаю следить за своим телом.
Пол закатал рукав и продемонстрировал Холберстаму загар, которым искренне гордился.
— Уважающий себя человек, — продолжил он, снова не обращая внимания на попытку Холберстама вставить слово, — обязан очень тщательно подходить к выбору солярия.
Пол сделал секундную паузу, чтобы отхлебнуть из своего стакана — едва не пролив его содержимое на себя, — и заговорил снова:
— В Нью-Йорке не так уж и много действительно хороших соляриев. Казалось бы: огромный город, выбор должен быть богатый. Ан нет.
Пол наставительно покачал указательным пальцем перед носом Холберстама.
— Я долго искал действительно хороший солярий, — с гордостью сказал он, не замечая, что повторяется. — И нашёл. Видишь же результат? Впрочем, — добавил он снисходительно, — твоя кожа тоже неплохо выглядит. В какой солярий ходишь?
Пол отвлёкся, вылавливая из стакана маслину, и не услышал, что Холберстам ответил, а через секунду сам забыл, о чём вообще говорил. Второй мартини неуклонно приближался к концу, хотя и медленнее, чем первый, и Полу вдруг захотелось чего-нибудь другого. Еду он заказывать не стал: во-первых, местная кухня не вызывала у него восторга заранее, во-вторых, ему гораздо больше хотелось выпить, чем поесть.
Пол оглянулся, выискивая глазами официанта, и снова пропустил мимо ушей слова Холберстама. |
